«Статус» S05E03 Status S05E03 by (Ekaterina Schulmann) Lyrics
[Просветительская программа «Статус», сезон 05, эпизод 03 (Status Show, S05E03)]
Екатерина Шульман: Прошлый раз публика жаловалась, что я вещами швыряюсь. Поэтому сегодня я буду вести себя тихо. <...>
Максим Курников: Добрый вечер! У микрофона — Максим Курников и Екатерина Шульман. Здравствуйте!
Екатерина Шульман: Добрый вечер!
Максим Курников: У нас все рубрики на месте, рекламы много, поэтому, никуда ничего не откладывая, начинаем скорее с первой рубрики.Рубрика «Не новости, но события»01:26 Рубрика «Не новости, но события»
Максим Курников: Какие события в этот раз произошли на этой неделе, о которых стоит сказать?
Екатерина Шульман: О которых просто нельзя умолчать. Последний выпуск у нас перед парламентскими выборами. В следующий раз мы встретимся, если встретимся, уже 21 сентября и будем уже знать результаты, которые скрыты пока за пеленой будущего.
Максим Курников: А мы встретимся прямо в другой реальности какой-то?
Екатерина Шульман: Мы встретимся, по крайней мере, тогда, когда мы не будем стеснены теми ограничениями, которые сейчас довлеют над нами. А почему мы ими стеснены? Мы не имеем права публиковать и озвучивать результаты социологических опросов. Поэтому мы будем говорить, не называя цифр, исключительно о тенденциях, о соотношении одних участников выборов с другими, но никаких численных прогнозов делать мы не будем.
Мы должны сказать, что происходит на этом последнем этапе, буквально за несколько дней до выборов. Выборы нынче, если кто ещё не осознал этого факта, трёхдневные. Поэтому уже с пятницы люди начинают голосовать. В тех регионах, где можно регистрироваться и голосовать электронным образом, эта регистрация происходит уже несколько недель. Тут нам сообщают, сколько миллионов человек воспользовалось этим замечательным предложением.
Поэтому времени осталось мало. Тем не менее, мы знаем, что наш с вами соотечественник, как избиратель он, в-общем, довольно порывист. Он часто принимает решение, как говорят нам социологи, уже задёрнув шторку за собой в избирательной кабине.
Максим Курников: Екатерина Михайловна, тут важный момент: вы относитесь к тем, кто проповедует, что идти нужно в последний день и желательно попозже?
Екатерина Шульман: Вы знаете, да. Я в этом смысле недоверчивый традиционалист. Хотя у меня нет никаких технических познаний, которые позволяли бы мне судить о достоверности или недостоверности, надёжности или ненадежности результатов электронного голосования, но как-то сердце подсказывает мне, что лучше всё-таки голосовать старой доброй тёплой ламповой бумажкой и, действительно, придти 19-го числа, в основной день голосования, в стационарный избирательный участок и поближе к вечеру.
Почему поближе к вечеру? Во-первых, побольше успеете сделать за воскресенье. Во-вторых, если вдруг выяснится, что кто-то уже проголосовал за вас, думая, что вы не придёте, то у вас будет замечательная возможность поднять скандал, созвать всех наличных наблюдателей, написать заявление в прокуратуру, полицию, Центризбирком, потому что это очень серьёзное нарушение закона. И вообще говоря — серьёзное преступление, если кто-то за вас проголосует.
Также будет интересно, если выяснится, что вам не дадут бюллетеня — старого доброго лампового, — потому что вы уже зарегистрировались электронным образом и там, наверное, где-то проголосовали. Я не хочу сказать, что такие случаи обязательно должны быть. Но это ответ на вопрос дорогого соведущего, почему интересно и, так сказать, добавляет интриги в ваш визит на избирательный участок, если вы его совершите именно 19-го числа и именно к вечеру.
Итак, я сказала о том, что избиратель наш часто принимает решение в последний момент. Собственно говоря, в расчёте на эту его особенность, я думаю, что нам с вами и запрещают швыряться цифрами опросов. Дело в том, что люди имеют склонность присоединяться к победителю. Или к тому, кого они воспринимают как победителя. Если сказать, что такая-то партия или такой-то кандидат уж точно проходят, избиратель думает, — и это совершенно рационально, — что его голос, поданный за этого кандидата или партию, точно не пропадёт. И если сказать, что «у такого-то нет шансов», то это снижает его шансы.
Это, между прочим, общий принцип: он работает и в биржевой торговле, и при приёме на работу, и при соревновании женихов за невесту — всё это основано на одном и том же психологическом принципе, что люди не любят проигрывать и не любят проигрывающих, а любят они присоединяться к какой-то будущей победе. Парадокс состоит в том, что присоединяясь к этой предполагаемой победе, вы тем самым её и обеспечиваете.
Что у нас происходит, судя по всему, с тенденциями общественного мнения, чьё цифровое наполнение мы с вами не произнесём? Нетрудно было догадаться, что предвыборная интрига сведётся к двум параметрам. Во-первых, к опасному сближению предполагаемых результатов первых двух партий: «Eдинoй Poccии» и КПРФ. Это мы с вами можем сказать; а, во-вторых, к вопросу, появятся ли в Думе какие-то партии-новички... то есть «новые партии» («новички» как-то не очень звучит, несколько зловеще)...
Максим Курников: Давайте скажем, что там ведь кто-то претендует из старых партий вернуться в Думу, я вот о чём. То есть не новички.
Екатерина Шульман: Старые партии могут претендовать на то, чтобы в Думу вернуться. Новички в парламентском смысле.
Максим Курников: Они ведь и были даже некоторые в парламенте.
Екатерина Шульман: Давайте вспомним, что у нас уже несколько созывов подряд сохраняется четырехпартийная система или четырехфракционная система в Государственной думе.
Максим Курников: И ещё одна какая-то партия, которой не было в этой Государственной думе.
Екатерина Шульман: Совершенно верно. Кто-то из партий, которых мы привыкли видеть в Государственной думе, могут вдруг туда не попасть, может и такое случится. Большинство социологических агентств в качестве прогноза дают нам расклад от трехпатийной до пятипартийной Думы, то есть с одинаковой степенью вероятности они прогнозируют как попадание только трёх партий, так и попадание целых пяти партий.
Нетрудно было догадаться, что в условиях, когда осязаемое количество избирателей думают, не отдать ли им свои голоса второй партии — КПРФ, потому что она точно пройдёт и, пройдя, отберёт сколько-то мандатов у партии парламентского большинства, — что эта партия предпримет какие-то усилия, чтобы немножко сбить этот избирательный энтузиазм.
Максим Курников: В смысле, зачем? Они же хотят победы.
Екатерина Шульман: Конечно. Но системные партии называются системными не просто так. Обычно считается, что системность их состоит в том, что они голосуют правильно. Но она состоит в том, что они стараются удержаться в рамках выделенного им электорального участка, не набрав меньше (это нехорошо), но, не набрав и больше, чтобы этот традиционный расклад не порушить. Система вообще максимально заинтересована в сохранении статус-кво.
Поэтому, когда КПРФ стала подниматься, то, как подумали некоторые люди, что сейчас они начнут устраивать какие-то штуки, которые способны отпугнуть от них их новый электорат. А кто этот новый электорат? Это не те люди, которые очаровались идеей коммунизма или полюбили Геннадия Андреевича Зюганова, внезапно, на четвёртом десятилетии его политической карьеры. Это те люди, которые выбирают их рациональным образом.
Мне понравился термин, предложенный коллегами Гаазе и Перцевым, «рациональное волеизъявление». В рамках рационального волеизъявления люди голосуют за них как за потенциальную вторую партию. Это городской избиратель, обиженный на существующее положение вещёй, который чувствует себя не представленным.
Что ему особенно противно? Как можно его напугать? Перед похожей дилеммой в самом начале избирательной кампании встала партия «Яблоко» и блестяще с ней справилась, призвав этих людей ни в коем случае за себя не голосовать. Судя по результатам опросов, они послушались партийного лидера и не собираются этого делать.
Так вот, чем можно напугать этого обозлённого избирателя, который предполагает голосовать за КПРФ не из любви к КПРФ? Ну, традиционного хождение с мумией Сталина туда-сюда уже недостаточно. Поэтому Коммунистическая партия сделала следующее: во-первых, какие-то её представители — я правда, не смогла дознаться, какие, — поехали на кладбище возлагать венки к могилам ветеранов НКВД…
Максим Курников: Есть версия, что это может быть фейковая история.
Екатерина Шульман: Вот. Может, это и фейковая история, я не удивлюсь. А также какие-то члены КПРФ стали хвалить поведение Александра Григорьевича Лукашенко, в 2021 году называя его отеческим, мягким, нежным и вообще правильным. Понятно, на что это рассчитано. Уж наверное не на привлечение новых избирателей. А на распугивание тех, которые поневоле набежали. То есть, понимаете — одни борются за голоса, а другие стараются избавиться от тех голосов, которые к ним сами приплыли.
Но вы довольно резонно сказали, что они, вообще-то говоря, хотят победить. КПРФ в отличие от много чего, что у нас в политическом поле функционирует, — настоящая партия. Это партия с региональной структурой, с настоящими членами партии в волонтёрам, которые готовы на них работать и с кандидатами, которых хотят выбирать. Значительное количество этих кандидатов — особенно на местах — это люди, имеющие мало общего и с партийной верхушкой, и с коммунистической идеологией как таковой. Поэтому приходится прибегать к таким удивительным приёмам. Посмотрим, насколько это всё будет эффективно.
На прошлой неделе, когда ещё было можно, ВЦИОМ опубликовал свой избирательный прогноз. ВЦИОМ время от времени это делает. В 2011-12 году были большие подозрения, что этот их прогноз делался уже с поправкой на будущие фальсификации. Их тогда подозревали в том, что они не просто прогнозы публикуют, а что это не прогноз, а пожелание и даже приказ.
Максим Курников: Установка.
Екатерина Шульман: Да. Как говорил в своё время Владислав Юрьевич Сурков, «есть те, кто воспринимает приказ как пожелание, а я воспринимаю пожелание как приказ». Довольно многие региональные руководители, действительно, воспринимают этот прогноз как пожелание, а пожелание как приказ.
Максим Курников: Термин: «формирующая социология».
Екатерина Шульман: Вот поэтому, собственно, запреты, о которых мы так много говорили, они и вводятся. Мы не будем с вами зачитывать этот замечательный формирующий прогноз ровно по той причине, что он формирующий. Но он, надо сказать, даёт нам пять партий в Думе. Он даёт нам приличный разрыв между первым и вторым местом. И он нам не даёт сверхвысокого результата первого места. Это создаёт своеобразную ситуацию для той административной машины, которая должна обеспечивать нужный результат.
Всякие многочисленные утечки из неназванных источников говорят о том, что не надо слишком надувать результат этого первого места, а то будет как-то нехорошо.
Мы с вами неоднократно говорили в этом эфире, что нарисовать результат — это полдела. Надо ещё «продать» его избирателям, дабы не вызывать его изумление избыточное.
Максим Курников: Помните утечку, которая была опубликована в «Новой газете», где был инструктаж руководителей избирательных комиссий? Там примерно похожие цифры и назывались.
Екатерина Шульман: То есть, если это воспринимать как установку, мы слышим установку: «Не перестарайтесь!». В особенности важно не перестараться, потому что на этих выборах впервые широко применяется электронное голосование, поэтому разные методы достижения нужного результата могут наложиться друг на друга или конфликтовать друг с другом. Одни одно делают по старинке, другие, наоборот, по новинке. В общем, посмотрим, что их этого выйдет.
Меня вот что из всего этого интересует, не уходя в торговлю несуществующим инсайдом, вот что видно. Этот прогноз и эту установку нельзя прямо назвать пораженческой, но эти разговоры о том, что если не будет конституционного большинства, то не страшно — мы его доберём другими способами, у нас во всех списках есть лояльные депутаты. Как это было сказано, «почти половина согласованных депутатов». Фраза, вызывающая, честно говоря, изумление. Что значит, половина? А вторая половина — это кто, они откуда взялись? Это не согласованные кандидаты? И такое даже бывает? В общем, интересно. Следует из этого понятно что.
Во-первых, есть вариативность. В условиях двойных сообщений и противоречивых сигналов... С одной стороны, административная машина имеет склонность действовать по принципу «много — не мало»: за избыточный административный энтузиазм не накажут, а вот за недоработку, скорей всего, накажут.
Поэтому, с одной стороны, в каких-то регионах, традиционно называемых «региональными султанатами», мы можем увидеть и 146 % опять. Этим федеральный центр может быть недоволен, потому что это может людей разозлить, а людей нынче принято избыточно не злить. Как-то, наоборот, их задабривать, опрыскивать их чем-то хорошим (и не опрыскивать, наоборот, чем-то плохим). Поэтому такого рода проявления избыточного рвения, возможно, не встретят той положительной реакции, на которую рассчитывают.
Обращаясь к тем людям, которые будут работать в ТИКах, УИКах, которые, может быть, находятся тоже среди наших слушателей: имейте в виду, вы будете в безопасном положении, если будете действовать по закону. Если поступают какие-то странные указания, действовать по уставу всегда спокойней вам же будет. Ваш начальник сам, может, не знает, чего от него хочет его начальник. Поэтому проявлять инициативу в такой ситуации может быть себе дороже.
Екатерина Шульман: Мы поговорили в первой части программы о партийных списках, об их судьбе, о колебаниях в отношениях избирателя к различным партиям.
Давайте вспомним, что ещё половина Думы у нас появляется из одномандатных округов. Тут ситуация ещё интереснее и веселее, потому что в списке кандидатов по одномандатным округам гораздо больше вариативности, чем в партийном бюллетене. Много внимания обращается на округа московские. Понятно, почему Москве все внимание. Но я хочу сказать немножко не об этом.
У нас есть два интересных округа как 72-й и 73-й — это Архангельск. Это вольный, непокоренный Север. Там имеются интересные социологические данные, которые мы не будем сейчас озвучивать, и там есть не остывшие ещё общественные настроения после «победы при Шиесе». Поэтому, дорогие граждане, живущие в дальних областях России.
Екатерина Шульман: На севера́х.
Екатерина Шульман: Живущие на севера́х вольные люди новгородские, имейте в виду: у вас в списке есть человекообразные кандидаты. Придите и посмотрите на них. Ваши симпатии были явлены не в словах, но в делах на протяжении последних как минимум двух лет. Поэтому просто знайте, что если все партии в списке вызывают у вас отвращение, вы можете по этому партийному бюллетеню вообще не голосовать. Но за одномандатника своего проголосовать имеет смысл.
Нам нужны в Думе люди максимально антропоморфные. Дайте обществу точку опоры в виде парочки депутатов — и оно перевернёт много чего. Помните про одномандатников. Про них довольно часто забывают. Забывать про них нехорошо.
Мы сказали два слова про «рациональное волеизъявление», оно же «Yмнoе гoлoсoвaние» — произнесём эти страшные слова, пока их ещё не запретили. Два есть слова, которые признаны экстремистскими, — это «умное» и открытое». Вот всё, что связано со словом «открытый», оно какое-то подозрительное. И со словом «умный» то же, пожалуй.
Тут есть интересная социология, которую мы, наверное, можем называть, — это упоминаемость и количество поисков в соцсетях. Вообще, удивительным образом узнаваемость этого термина «Yмнoгo гoлocoвaния» очень сильно выросла за последние недели. Это немножко напоминает начало января 2021 года, когда о предполагаемых митингах оповещали все, кто только можно. Приходила родителям рассылка: «Не пускайте детей». Мэр Москвы Сергей Семёнович Собянин заявил отдельно для тех, кто недослышал, чтобы до них тоже дошло, что будут митинги, ни в коем случае на них нельзя ходить. «Не забудьте забыть безумного Герострата», — сообщала нам вся административная машина.
Сейчас у нас «Второй канал», если я не ошибаюсь, по-моему, в программе Никиты Михалкова, рассказывается про «Yмнoе гoлoсoвaние», показываются всякие скриншотики, говорится о том, как это работает. Потом там произносится какая-то ритуальная фраза типа: «Откуда же оно взялось? Хорошо ли это, правильно ли?» Но информация уже дадена, слово уже сказано.
Так бывает: в борьбе с тем или иным предполагаемым Геростратом очень сильно повышается его узнаваемость. Вот по показателям вовлечённости пишут нам, что если бы «Yмнoе гoлocoвaние» как термин было партией, то оно вышло бы на второе место, соперничая с КПРФ по количеству упоминаний в сети.
Эти данные меня тоже удивили, поэтому я вам их и сообщаю. Это поразительно, потому что у «Yмнoгo гoлocoвaния» в этом избирательном цикле нет никакого оператора, нет структуры, нет никакой организации, которая могла бы распространять эту информацию, которая могла бы призывать к чему-то, которая могла эту рекомендацию хотя бы довести до избирателя. Не очень понятно, если и когда она будет вынесена, то как люди об этом узнают: блокируется всё, что можно. У Гугла требуют, чтобы он удалял это приложение, грозят Гугл с Эплом выгнать, YouTube заблокировать, электричество запретить, — всё ради того, чтобы никто об этом не узнал. Но при этом видите, какой высокий интерес. В общем, занятная электоральная ситуация.
Пока это всё происходит, у нас происходят и другие вещи, которые выбиваются из любой цикличности и относятся к сфере внезапности. У нас в результате трагической случайности сменилось руководство Министерством по чрезвычайным ситуациям.
Мы с вами не будем заниматься ни в коем случае никакой конспирологией, но скажем следующее. Министерство по чрезвычайных ситуациям — специфическое ведомство. Оно было создано в своё время Сергеем Шойгу ещё до того, как действующий президент стал действующим президентом, или премьер-министром, или даже главой ФСБ. С 1991 года создатель этого ведомства, собравший его из некоторых остатков советского наследства и из движения добровольцев-спасателей, его возглавлял.
Когда он ушёл на должность министра обороны, то долгое время — с 2012 по 2018 год — министерство возглавлял его заместитель, его соратник Владимир Пучков. Погибший Евгений Зиничев пришёл со стороны, возглавил это ведомство.
Максим Курников: Со стороны — для МЧС.
Екатерина Шульман: Да. Он был охранником, работал в ФСБ. После этого он пришёл возглавлять Министерство по чрезвычайным ситуациям. Он создал там некоторый аналог того, что в МВД называется Управлением собственной безопасности. Занимался там некоторыми кадровыми чистками.
Максим Курников: Надо сказать, что там было что чистить после господина Шойгу.
Екатерина Шульман: Это крайне ресурсное ведомство, — богатое, большое, с собственной армией небольшой (но и не маленькой). То есть, смотрите: до того, как Зиничев стал министром, у нас была ситуация, в которой министр обороны возглавляет Министерство обороны, его заместитель и многолетний соратник возглавляет Министерство по чрезвычайным ситуациям, его политический крестник — сын его зама — возглавляет Московскую область.
Вот такая аккумуляция политических ресурсов в руках, очевидным образом, одной группы. Если захотеть устроить какой-нибудь маленький переворот, то просто лучшей констелляции не найти. Из этого не следует, что у кого-то был, не дай бог, такой замысел. Но для того, чтобы вызывать подозрение, не надо иметь замысел.
С приходом Зиничева эти ситуация изменилась, хотя Московская область и МЧС остались, при том, при ком они остались. Что теперь у нас произошло? Теперь у нас исполняющий обязанности министра — это Александр Чуприян. Это человек изнутри самой структуры МЧС, работавший в пожарной охране с конца 80-х. То есть, по крайней мере пока, ситуация выглядит так, что министерство вернулось к той группе, к которой он первоначально принадлежит.
«После — не значит по причине». Известный римский принцип Cui prodest? или к Cui bono (кому выгодно? или кому на пользу?), принцип довольно лукавый. Не всегда бенефициар какого-то события — это тот, кто это событие и организовал. Совершенно это не так. Более того, если речь идёт о противоправных действиях, — довольно часто логика преступника иррациональна с нашей точки зрения. А часто бывают действия, которые никто не организовывал, которые сами по себе произошли.
Тем не менее, такая у нас была одна ситуация кадровая — стала у нас ситуация другая. Она тоже ещё может измениться.
Президент наш тем временем сказал, что он уходит на самоизоляцию, потому что кто-то из его окружения оказался больным.
Максим Курников: Причём не кто-то один, а сразу несколько человек. Я просто буквально это слышал сегодня собственными ушами.
Екатерина Шульман: Вы как человек, регулярно общающийся с Дмитрием Сергеевичем Песковым, вы просто полны этой информацией.
Что касается самоизоляции, это впервые произнесено в таких открытых терминах. В 2020 году президент работал онлайн практически удалённо, появляясь очень редко. Это не называлось самоизоляцией. Много было разговоров про бункер, про какой-то специальный коридор, через который все должны проходить, их опрыскивают специальной жидкостью, о двухнедельном каком-то вымачивании в рассоле всех тех, кто претендует на очную встречу с президентом. Но слова «самоизоляция» не произносилась. Когда случается у нас что-то непредсказуемое и незапланированное, президент довольно часто отлучается на некоторое время. Наиболее известный публике пример — это его не то чтобы исчезновение, а уход в тень после убийства Немцова. Были и другие случаи.
Эта тактика не так иррациональна, как может показаться. Автократы такие вещи делают. Можно в это время посмотреть, как твои соратники, любящие тебя, себя ведут. А если ещё произвести впечатление человека растерянного, дезориентированного, может даже не очень здорового, то это полезно бывает с точки зрения проявления лучших человеческих качеств всех тех, кто тебя окружает. Так что не сказать, чтобы это было очень неожиданно. Посмотрим, чем это всё закончится, и какие возможные кадровые или иные организационные решения мы увидим через пару недель.
Кстати, возвращаясь к самому началу наших рассуждений, довольно традиционным является возможное изменения руководства политического блоке администрации по итогам выборов. За хорошую работу надо же кого-то вознаградить. Такое тоже бывает.
Для того, чтобы упомянутые нами средние и высшие госслужащие чувствовали себя комфортнее, у нас на прошедших неделях в их пользу были произведены законодательные изменения. Если вы помните, в конце своей последней сессии, уже весной 2021 года, Государственная дума распространила запрет на наличие второго гражданства на крайне широкие ряды муниципальных и государственных служащих.
Максим Курников: Более того, у нас и Конституция новая это провозглашала.
Екатерина Шульман: Совершенно верно. Это случилось в развитие новых конституционных положений, которые говорят о том, что целый ряд служащих не имеют права иметь второе гражданство или вид на жительство в каком-либо иностранном государстве. Напомню, что называть это двойным гражданством не совсем справедливо. Договор о двойном гражданстве у России только с одной страной — с Таджикистаном. Всё остальное не является двойным гражданством, а является просто вторым.
Руководство страны не имеет на это права, омбудсмены не имеют на это право, военнослужащие, служащие всяких силовых структур — таможни, Следственного комитета, органов внутренних дел и так далее. Так вот с 1 июля вступил в действие запрет на наличие этого второго гражданства для всех государственных и муниципальных служащих. Запрет этот проработал меньше 2 месяцев. Уже 25 августа президент своим указом допустил возможность всё-таки это двойное гражданство иметь, если от него никак нельзя избавиться. Это очень напоминает нам закон о невольной коррупции, который, правда сказать, в Думе застрял. Но, я думаю, что новый состав парламента его всё-таки примет.
Если коррупция произошла как-то не по воле коррупционера — ветром её надуло, — то он и не виноват. Если гражданство второе настолько прилипло, что от него нельзя избавиться — ну, значит, можно его иметь. Объясняется это тем, что злая Украина не пишет ответных писем, когда их просят это гражданство аннулировать. На самом деле решение будет принимать некая закрытая комиссия, и мы никогда не узнаем, на каком основании она разрешила гражданство какой страны сохранить тому или иному служащему. Себе, родимым, всегда хочется что-нибудь полиберальнее в законе записать.
Максим Курников: В это время мы уже должны переходить к изучению «Азбуки», но нет, у нас есть ещё одно важное событие.
Екатерина Шульман: Ещё одно небольшое сообщение. Смотрите, зарубежную недвижимость и гражданство разрешили государственным служащим, но…
Максим Курников: Но иностранный агент всё равно ты.
Екатерина Шульман: Но иностранный агент всё равно вы, как приятно выражаться в интернетах. Поэтому мы должны сказать следующее. В прошлом нашем выпуске мы говорили о вероятности (или невероятности) внесения изменений в законодательство об иностранных агентах. Говорили мы также о том, что любые поправки, даже самые скромные и маленькие? возможны только тогда, когда есть широкое общественное давление. Пример того, как это работает — это кампания против закона «О просвещении». Не будем сейчас входить в детали, чтобы не будить спящее лихо, но там хорошо получилось.
Поэтому сегодня, буквально час назад, на change.org вышла петиция против закона об иностранных агентах, за отмену этого закона. Она хороша тем, что она подписана в момент публикации более чем 150 НКО, среди которых много больших, весомых благотворительных организаций.
Максим Курников: Которые не признаются иностранными агентами.
Екатерина Шульман: Посмотрите этот список, он поражает воображение. Это значительная часть всей работающей, обучающей и лечащей России. Это не совсем только иностранные агенты подписали, типа, «мы не хотим быть иностранными агентами». Это такие фонды, как «Детские сердца», «Дом с маяком», «АдВита», многие другие. Это целый ряд СМИ. То есть там такой хороший список. И в частном порядке, как физическое лицо, тоже можно подписываться.
Почему важно наличие петиции с требование об отмене закона? Общий принцип политической практики состоит в следующем: умеренные требования удовлетворяются только в присутствии радикальных. Запишите это, дорогие слушатели, в свои молескины! Это банально, но это правда.
Максим Курников: Как вы помните, Чебурашка просил кирпича на два маленьких домика.
Екатерина Шульман: Проси вдвое больше — дадут сколько надо. Если нет радикального требования всё отменить, инициаторов повесить, то никакие ваши умеренные поправки, «конструктивные», как выражается ваш лучший друг Песков, никто не будет даже рассматривать, потому что — зачем?
Поэтому должна быть эта большая петиция. Она набирает голоса просто с невероятной скоростью. Поэтому бегите, пока не поздно, и подписывайтесь. Тут мы совершенно свободно, открыто призываем, используем эфир для этой цели.
Максим Курников: Не подписывайте эту петицию, если боитесь расстроить Марию Захарову. Вот уж кто, действительно, болезненно реагирует на выступления против этого закона…
Екатерина Шульман: Она найдёт как утешится. По-моему, это последнее, что должно вас беспокоить.
Если будет такая петиция подписана достаточно большим количеством народа, — я напомню, что наша «просветительская» петиция набрала 250 тысяч, это неплохо, — то на этом фоне можно (добрым словом и пистолетом добиться больше, чем одним добрым словом) уже вести разговоры о том, что нет, ну конечно, вы не отмените... Но давайте, может, мы её поправим, сделаем это законодательство чуть менее убийственным. Потому что, конечно, надо что-то с этим делать.
В тех условиях, когда избирателя боятся особенно разозлить (а судя по всему, боятся, и это хорошо), вот — кому денежки, а другим группам населения — другие радости.
Максим Курников: Екатерина Михайловна, пока не запретили просвещение, давайте всё-таки к нему.Рубрика «Азбука демократии»33:18 Ю — юмор
Максим Курников: Тем более, сегодня лёгкая тема.
Екатерина Шульман: Да господи, действительно. Те, кто видят нашу доску, могут даже частично догадаться, о чём мы будем говорить, тем более что у нас буква «Ю» находится на повестке дня. Мы сегодня несколько слов скажем о юморе, о юмористическом и комическом как о политическом факторе. Давайте начнём даже не с этимологии, а с цитаты Александра Сергеевича Пушкина, его неоконченного прозаического фрагмента «Гости съезжались на дачу». Там иностранец спрашивает русского, с которым он вместе оказался в гостях, почему в светском обществе в России он чувствует себя так неловко: «Перед чем же я робею?». — «Перед недоброжелательством, — отвечал русский. — Это черта нашего нрава. В народе выражается она насмешливостью, в высшем кругу, — невниманием и холодностью».
Вот насмешливость — черта нашего нрава — по мнению Пушкина отражает недоброжелательство. Что же отражают шутки в политическом пространстве? Каковы они вообще бывают?
Во-первых, давайте всё-таки про этимологию пару слов скажем. «Юмор» или, как в другой огласовке, «гумор» — это жидкость по-гречески. Это понятие восходит к античной теории о четырёх жидкостях, которые определяют нрав или темперамент человека. Кстати, и в английском, и во французском языке этот самый humour обозначает не только юмор, но и настроение. Эти 4 жидкости соответствуют четырём темпераментам: флегматик, сангвиник, меланхолик, холерик. Вот у кого какой жидкости больше — там, по-моему, кровь, лимфа, жёлтая и чёрная желчь, — соответственно, от желчи человек становится весь такой юмористический.
Юмор бывает явлен нам в виде сатиры, то есть прямой насмешки с целью это высмеять — вот то, что, продолжая цитировать Пушкина, он называл «ювеналов бич». (Ювенал — это римский знаменитый сатирик). Сатира — намеренное высмеивание с целью исправления нравов. Ирония — это сатирический приём, в котором подразумевается не то, что говорится. Ирония, она же сарказм. Пародия — тоже в политическом контексте вполне встречается, когда пародируется чья-то манера, внешность или привычные слова и выражения, часто с вполне невинной целью, не сатирической, а просто чтобы люди посмеялись.
Почему люди стремятся смеяться как над представителями власти, так и — довольно часто — даже над серьёзными, трагическими событиями? Специфический тип юмора, который в этом самом социально-политическом пространстве часто всплывает и вызывает сильные страсти, — это так называемый чёрный юмор.
Максим Курников: Оскорбление чувств.
Екатерина Шульман: По-английски это называется disaster jokes (шутки над несчастьями). По-немецки это называется «юмор висельника». Ещё это иногда называется сардоническим смехом. По-французски, по-моему, это называется «жёлтый смех», а по-голландски — «зелёный». Вот такой как бы нехороший юмор, который смеётся над тем, над чем вроде бы смеяться нельзя.
Почему люди имеют к этому такую склонность? Почему в нашей недавней политической традиции настолько принято людям на протестные акции выходить с какими-то смешными плакатами?
Максим Курников: Кстати, да, это традиция, которая довольно поздняя. Потому что когда смотришь фотографии митингов в 90-е…
Екатерина Шульман: Тогда этого ещё не было. Потом это появилось. Почему на любую новость появляются отклики в виде анекдота, шуток, мемов, смешных картинок, которые распространяются в интернете? Почему стндаперов преследуют как серьёзных оппозиционеров? Почему они так популярны? Почему советская власть, с одной стороны, разрешала сатиру как некий невинный смех над отдельными недостатками, как возможную канализацию какого-то недовольства, но одновременно эти сатирики становились, как мы бы сейчас сказали, лидерами мнений и моральными авторитетами? Вроде как им не положено быть такими моральными авторитетами. Ну, рассказывает человек смешное, — он в некотором роде приглашает над собой посмеяться, он сам себя ставит в уязвимое положение осмеиваемого. Но вот, он становится таким чуть ли не философом и политической фигурой, как Жванецкий или Райкин.
Максим Курников: Почему КВН, кстати говоря, стал в конце 80-х стал абсолютно политически явлением?
Екатерина Шульман: Совершенно верно. Какие тут есть объяснения у философов, социологов и психологов? С одной стороны, существует теория разрядки. Не политической разрядки, а психологическая теория разрядки, согласно которой смех и шутки — это сброс напряжения. Это способ нечто труднопереносимое, зловещее, страшное, то, что сильнее тебя, обсмеять и тем самым своё состояние тревоги как-то разрядить.
Я думаю, что советские начальники, которые разрешали этим сатирикам выходить на сцену и там смеяться, в том числе, над какими-то проявлениями советской власти, исходили ровно из этой теории. Неизвестно, знали они её или нет, но, кажется, именно ею они и руководствовались. «Пусть люди посмеются, пусть им легче станет». В этом смысле смех рассматривается как альтернатива агрессии. Такое объяснение тоже есть, что в этих шутках находит выход та энергия, которая могла бы найти себе выход, например, в политическом насилии.
Одновременно есть и другая теория. Она состоит в том, что тот, кто над чем-то смеётся, ставит себя выше этого. Смех — это способ поставить себя в превосходящее положение.
Максим Курников: В том числе и десакрализировать.
Екатерина Шульман: В том числе, десакрализировать. В том числе, эта чёрная комедия, чёрный юмор может быть проявлением нашей тёмной натуры, которая смеётся над чужим несчастьем. Гоббс, кстати, об этом писал, что это такое проявление превосходства в том смысле, что «ты-то умер, а я-то жив; вот, посмеюсь-ка я по этому поводу».
С другой стороны, когда этот смех обращается на вполне живых представителей власти, на что-то, что сильнее самого смеющегося, то он как бы возвышается над этим и одновременно предмет своей насмешки десакрализирует. Смех — это упражнение здорового ума. Это некая необязательная деятельность, которую может себе позволить сильный организм. Помните известную античную фразу: «Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав». Юпитер, ты сердишься — значит, ты слаб, а я смеюсь, потому что я сильнее. В наиболее полном виде можно эту мысль увидеть в известном рассказе Набокова «Истребление тиранов».
Это, естественно, не совсем так работает на практике, как там написано, но, тем не менее, своя психологическая правда в этом тоже есть. Поэтому в обществах не совсем свободных, до такой степени расцветают эти сатирические, юмористические жанры. А, кстати, мы не одни такие. В Китае, говорят, такая же история. Несмотря на интернет-цензуру. Вот эти самые новые виды юмора, они в Китае, оказывается, тоже расцветают, то есть люди в этом каким-нибудь образом нуждаются.
Кроме того, в виде смеха, в этом юмористическом высмеивании проявляет себя, в том числе, и формирующаяся социальная норма. Мы смеёмся над тем, что уже нам кажется уходящим, неправильным, устаревшим. А мы в этот момент, те, кто смеёмся — молодые, сильные, новые, — можем себе это позволить. Вот такое комплексное явление, этот самый политический юмор.
Максим Курников: Ну, отец наш сегодня не Идрак Мирзализаде, а совершенно другой персонаж.
Екатерина Шульман: Не смешной совсем.Рубрика «Отцы: великие теоретики и практики»41:15 Отцы: Томас Хэйр
Екатерина Шульман: «Отец» наш сегодня довольно серьёзный человек: викторианский мыслитель, юрист и, что тогда называлось «глубокий эконом», представитель тогда нарождавшейся и бурно развивавшейся политической экономии, как тогда это называли. Вы его фамилию могли услышать в ходе обсуждения избирательной кампании. Потому что он имеет непосредственное отношение к тому, как будут выглядеть наши избирательные результаты. Это Томас Хэйр, автор так называемой формулы, или метода Хэйра. Чаще её называют формула Хэйра — Нимейера. Если вы это трижды произнесёте на избирательном участке, фальсификатор вылетит в окно.
Максим Курников: Изыдет.
Екатерина Шульман: Изыдет от вас, да. Это та формула, по которой происходит трансформация голосов избирателей в мандаты той половины нашего парламента, которая избирается по партийным спискам. Формулу мы не будем писать на доске. Мы постараемся её объяснить. Но вам ва
Екатерина Шульман: Прошлый раз публика жаловалась, что я вещами швыряюсь. Поэтому сегодня я буду вести себя тихо. <...>
Максим Курников: Добрый вечер! У микрофона — Максим Курников и Екатерина Шульман. Здравствуйте!
Екатерина Шульман: Добрый вечер!
Максим Курников: У нас все рубрики на месте, рекламы много, поэтому, никуда ничего не откладывая, начинаем скорее с первой рубрики.Рубрика «Не новости, но события»01:26 Рубрика «Не новости, но события»
Максим Курников: Какие события в этот раз произошли на этой неделе, о которых стоит сказать?
Екатерина Шульман: О которых просто нельзя умолчать. Последний выпуск у нас перед парламентскими выборами. В следующий раз мы встретимся, если встретимся, уже 21 сентября и будем уже знать результаты, которые скрыты пока за пеленой будущего.
Максим Курников: А мы встретимся прямо в другой реальности какой-то?
Екатерина Шульман: Мы встретимся, по крайней мере, тогда, когда мы не будем стеснены теми ограничениями, которые сейчас довлеют над нами. А почему мы ими стеснены? Мы не имеем права публиковать и озвучивать результаты социологических опросов. Поэтому мы будем говорить, не называя цифр, исключительно о тенденциях, о соотношении одних участников выборов с другими, но никаких численных прогнозов делать мы не будем.
Мы должны сказать, что происходит на этом последнем этапе, буквально за несколько дней до выборов. Выборы нынче, если кто ещё не осознал этого факта, трёхдневные. Поэтому уже с пятницы люди начинают голосовать. В тех регионах, где можно регистрироваться и голосовать электронным образом, эта регистрация происходит уже несколько недель. Тут нам сообщают, сколько миллионов человек воспользовалось этим замечательным предложением.
Поэтому времени осталось мало. Тем не менее, мы знаем, что наш с вами соотечественник, как избиратель он, в-общем, довольно порывист. Он часто принимает решение, как говорят нам социологи, уже задёрнув шторку за собой в избирательной кабине.
Максим Курников: Екатерина Михайловна, тут важный момент: вы относитесь к тем, кто проповедует, что идти нужно в последний день и желательно попозже?
Екатерина Шульман: Вы знаете, да. Я в этом смысле недоверчивый традиционалист. Хотя у меня нет никаких технических познаний, которые позволяли бы мне судить о достоверности или недостоверности, надёжности или ненадежности результатов электронного голосования, но как-то сердце подсказывает мне, что лучше всё-таки голосовать старой доброй тёплой ламповой бумажкой и, действительно, придти 19-го числа, в основной день голосования, в стационарный избирательный участок и поближе к вечеру.
Почему поближе к вечеру? Во-первых, побольше успеете сделать за воскресенье. Во-вторых, если вдруг выяснится, что кто-то уже проголосовал за вас, думая, что вы не придёте, то у вас будет замечательная возможность поднять скандал, созвать всех наличных наблюдателей, написать заявление в прокуратуру, полицию, Центризбирком, потому что это очень серьёзное нарушение закона. И вообще говоря — серьёзное преступление, если кто-то за вас проголосует.
Также будет интересно, если выяснится, что вам не дадут бюллетеня — старого доброго лампового, — потому что вы уже зарегистрировались электронным образом и там, наверное, где-то проголосовали. Я не хочу сказать, что такие случаи обязательно должны быть. Но это ответ на вопрос дорогого соведущего, почему интересно и, так сказать, добавляет интриги в ваш визит на избирательный участок, если вы его совершите именно 19-го числа и именно к вечеру.
Итак, я сказала о том, что избиратель наш часто принимает решение в последний момент. Собственно говоря, в расчёте на эту его особенность, я думаю, что нам с вами и запрещают швыряться цифрами опросов. Дело в том, что люди имеют склонность присоединяться к победителю. Или к тому, кого они воспринимают как победителя. Если сказать, что такая-то партия или такой-то кандидат уж точно проходят, избиратель думает, — и это совершенно рационально, — что его голос, поданный за этого кандидата или партию, точно не пропадёт. И если сказать, что «у такого-то нет шансов», то это снижает его шансы.
Это, между прочим, общий принцип: он работает и в биржевой торговле, и при приёме на работу, и при соревновании женихов за невесту — всё это основано на одном и том же психологическом принципе, что люди не любят проигрывать и не любят проигрывающих, а любят они присоединяться к какой-то будущей победе. Парадокс состоит в том, что присоединяясь к этой предполагаемой победе, вы тем самым её и обеспечиваете.
Что у нас происходит, судя по всему, с тенденциями общественного мнения, чьё цифровое наполнение мы с вами не произнесём? Нетрудно было догадаться, что предвыборная интрига сведётся к двум параметрам. Во-первых, к опасному сближению предполагаемых результатов первых двух партий: «Eдинoй Poccии» и КПРФ. Это мы с вами можем сказать; а, во-вторых, к вопросу, появятся ли в Думе какие-то партии-новички... то есть «новые партии» («новички» как-то не очень звучит, несколько зловеще)...
Максим Курников: Давайте скажем, что там ведь кто-то претендует из старых партий вернуться в Думу, я вот о чём. То есть не новички.
Екатерина Шульман: Старые партии могут претендовать на то, чтобы в Думу вернуться. Новички в парламентском смысле.
Максим Курников: Они ведь и были даже некоторые в парламенте.
Екатерина Шульман: Давайте вспомним, что у нас уже несколько созывов подряд сохраняется четырехпартийная система или четырехфракционная система в Государственной думе.
Максим Курников: И ещё одна какая-то партия, которой не было в этой Государственной думе.
Екатерина Шульман: Совершенно верно. Кто-то из партий, которых мы привыкли видеть в Государственной думе, могут вдруг туда не попасть, может и такое случится. Большинство социологических агентств в качестве прогноза дают нам расклад от трехпатийной до пятипартийной Думы, то есть с одинаковой степенью вероятности они прогнозируют как попадание только трёх партий, так и попадание целых пяти партий.
Нетрудно было догадаться, что в условиях, когда осязаемое количество избирателей думают, не отдать ли им свои голоса второй партии — КПРФ, потому что она точно пройдёт и, пройдя, отберёт сколько-то мандатов у партии парламентского большинства, — что эта партия предпримет какие-то усилия, чтобы немножко сбить этот избирательный энтузиазм.
Максим Курников: В смысле, зачем? Они же хотят победы.
Екатерина Шульман: Конечно. Но системные партии называются системными не просто так. Обычно считается, что системность их состоит в том, что они голосуют правильно. Но она состоит в том, что они стараются удержаться в рамках выделенного им электорального участка, не набрав меньше (это нехорошо), но, не набрав и больше, чтобы этот традиционный расклад не порушить. Система вообще максимально заинтересована в сохранении статус-кво.
Поэтому, когда КПРФ стала подниматься, то, как подумали некоторые люди, что сейчас они начнут устраивать какие-то штуки, которые способны отпугнуть от них их новый электорат. А кто этот новый электорат? Это не те люди, которые очаровались идеей коммунизма или полюбили Геннадия Андреевича Зюганова, внезапно, на четвёртом десятилетии его политической карьеры. Это те люди, которые выбирают их рациональным образом.
Мне понравился термин, предложенный коллегами Гаазе и Перцевым, «рациональное волеизъявление». В рамках рационального волеизъявления люди голосуют за них как за потенциальную вторую партию. Это городской избиратель, обиженный на существующее положение вещёй, который чувствует себя не представленным.
Что ему особенно противно? Как можно его напугать? Перед похожей дилеммой в самом начале избирательной кампании встала партия «Яблоко» и блестяще с ней справилась, призвав этих людей ни в коем случае за себя не голосовать. Судя по результатам опросов, они послушались партийного лидера и не собираются этого делать.
Так вот, чем можно напугать этого обозлённого избирателя, который предполагает голосовать за КПРФ не из любви к КПРФ? Ну, традиционного хождение с мумией Сталина туда-сюда уже недостаточно. Поэтому Коммунистическая партия сделала следующее: во-первых, какие-то её представители — я правда, не смогла дознаться, какие, — поехали на кладбище возлагать венки к могилам ветеранов НКВД…
Максим Курников: Есть версия, что это может быть фейковая история.
Екатерина Шульман: Вот. Может, это и фейковая история, я не удивлюсь. А также какие-то члены КПРФ стали хвалить поведение Александра Григорьевича Лукашенко, в 2021 году называя его отеческим, мягким, нежным и вообще правильным. Понятно, на что это рассчитано. Уж наверное не на привлечение новых избирателей. А на распугивание тех, которые поневоле набежали. То есть, понимаете — одни борются за голоса, а другие стараются избавиться от тех голосов, которые к ним сами приплыли.
Но вы довольно резонно сказали, что они, вообще-то говоря, хотят победить. КПРФ в отличие от много чего, что у нас в политическом поле функционирует, — настоящая партия. Это партия с региональной структурой, с настоящими членами партии в волонтёрам, которые готовы на них работать и с кандидатами, которых хотят выбирать. Значительное количество этих кандидатов — особенно на местах — это люди, имеющие мало общего и с партийной верхушкой, и с коммунистической идеологией как таковой. Поэтому приходится прибегать к таким удивительным приёмам. Посмотрим, насколько это всё будет эффективно.
На прошлой неделе, когда ещё было можно, ВЦИОМ опубликовал свой избирательный прогноз. ВЦИОМ время от времени это делает. В 2011-12 году были большие подозрения, что этот их прогноз делался уже с поправкой на будущие фальсификации. Их тогда подозревали в том, что они не просто прогнозы публикуют, а что это не прогноз, а пожелание и даже приказ.
Максим Курников: Установка.
Екатерина Шульман: Да. Как говорил в своё время Владислав Юрьевич Сурков, «есть те, кто воспринимает приказ как пожелание, а я воспринимаю пожелание как приказ». Довольно многие региональные руководители, действительно, воспринимают этот прогноз как пожелание, а пожелание как приказ.
Максим Курников: Термин: «формирующая социология».
Екатерина Шульман: Вот поэтому, собственно, запреты, о которых мы так много говорили, они и вводятся. Мы не будем с вами зачитывать этот замечательный формирующий прогноз ровно по той причине, что он формирующий. Но он, надо сказать, даёт нам пять партий в Думе. Он даёт нам приличный разрыв между первым и вторым местом. И он нам не даёт сверхвысокого результата первого места. Это создаёт своеобразную ситуацию для той административной машины, которая должна обеспечивать нужный результат.
Всякие многочисленные утечки из неназванных источников говорят о том, что не надо слишком надувать результат этого первого места, а то будет как-то нехорошо.
Мы с вами неоднократно говорили в этом эфире, что нарисовать результат — это полдела. Надо ещё «продать» его избирателям, дабы не вызывать его изумление избыточное.
Максим Курников: Помните утечку, которая была опубликована в «Новой газете», где был инструктаж руководителей избирательных комиссий? Там примерно похожие цифры и назывались.
Екатерина Шульман: То есть, если это воспринимать как установку, мы слышим установку: «Не перестарайтесь!». В особенности важно не перестараться, потому что на этих выборах впервые широко применяется электронное голосование, поэтому разные методы достижения нужного результата могут наложиться друг на друга или конфликтовать друг с другом. Одни одно делают по старинке, другие, наоборот, по новинке. В общем, посмотрим, что их этого выйдет.
Меня вот что из всего этого интересует, не уходя в торговлю несуществующим инсайдом, вот что видно. Этот прогноз и эту установку нельзя прямо назвать пораженческой, но эти разговоры о том, что если не будет конституционного большинства, то не страшно — мы его доберём другими способами, у нас во всех списках есть лояльные депутаты. Как это было сказано, «почти половина согласованных депутатов». Фраза, вызывающая, честно говоря, изумление. Что значит, половина? А вторая половина — это кто, они откуда взялись? Это не согласованные кандидаты? И такое даже бывает? В общем, интересно. Следует из этого понятно что.
Во-первых, есть вариативность. В условиях двойных сообщений и противоречивых сигналов... С одной стороны, административная машина имеет склонность действовать по принципу «много — не мало»: за избыточный административный энтузиазм не накажут, а вот за недоработку, скорей всего, накажут.
Поэтому, с одной стороны, в каких-то регионах, традиционно называемых «региональными султанатами», мы можем увидеть и 146 % опять. Этим федеральный центр может быть недоволен, потому что это может людей разозлить, а людей нынче принято избыточно не злить. Как-то, наоборот, их задабривать, опрыскивать их чем-то хорошим (и не опрыскивать, наоборот, чем-то плохим). Поэтому такого рода проявления избыточного рвения, возможно, не встретят той положительной реакции, на которую рассчитывают.
Обращаясь к тем людям, которые будут работать в ТИКах, УИКах, которые, может быть, находятся тоже среди наших слушателей: имейте в виду, вы будете в безопасном положении, если будете действовать по закону. Если поступают какие-то странные указания, действовать по уставу всегда спокойней вам же будет. Ваш начальник сам, может, не знает, чего от него хочет его начальник. Поэтому проявлять инициативу в такой ситуации может быть себе дороже.
Екатерина Шульман: Мы поговорили в первой части программы о партийных списках, об их судьбе, о колебаниях в отношениях избирателя к различным партиям.
Давайте вспомним, что ещё половина Думы у нас появляется из одномандатных округов. Тут ситуация ещё интереснее и веселее, потому что в списке кандидатов по одномандатным округам гораздо больше вариативности, чем в партийном бюллетене. Много внимания обращается на округа московские. Понятно, почему Москве все внимание. Но я хочу сказать немножко не об этом.
У нас есть два интересных округа как 72-й и 73-й — это Архангельск. Это вольный, непокоренный Север. Там имеются интересные социологические данные, которые мы не будем сейчас озвучивать, и там есть не остывшие ещё общественные настроения после «победы при Шиесе». Поэтому, дорогие граждане, живущие в дальних областях России.
Екатерина Шульман: На севера́х.
Екатерина Шульман: Живущие на севера́х вольные люди новгородские, имейте в виду: у вас в списке есть человекообразные кандидаты. Придите и посмотрите на них. Ваши симпатии были явлены не в словах, но в делах на протяжении последних как минимум двух лет. Поэтому просто знайте, что если все партии в списке вызывают у вас отвращение, вы можете по этому партийному бюллетеню вообще не голосовать. Но за одномандатника своего проголосовать имеет смысл.
Нам нужны в Думе люди максимально антропоморфные. Дайте обществу точку опоры в виде парочки депутатов — и оно перевернёт много чего. Помните про одномандатников. Про них довольно часто забывают. Забывать про них нехорошо.
Мы сказали два слова про «рациональное волеизъявление», оно же «Yмнoе гoлoсoвaние» — произнесём эти страшные слова, пока их ещё не запретили. Два есть слова, которые признаны экстремистскими, — это «умное» и открытое». Вот всё, что связано со словом «открытый», оно какое-то подозрительное. И со словом «умный» то же, пожалуй.
Тут есть интересная социология, которую мы, наверное, можем называть, — это упоминаемость и количество поисков в соцсетях. Вообще, удивительным образом узнаваемость этого термина «Yмнoгo гoлocoвaния» очень сильно выросла за последние недели. Это немножко напоминает начало января 2021 года, когда о предполагаемых митингах оповещали все, кто только можно. Приходила родителям рассылка: «Не пускайте детей». Мэр Москвы Сергей Семёнович Собянин заявил отдельно для тех, кто недослышал, чтобы до них тоже дошло, что будут митинги, ни в коем случае на них нельзя ходить. «Не забудьте забыть безумного Герострата», — сообщала нам вся административная машина.
Сейчас у нас «Второй канал», если я не ошибаюсь, по-моему, в программе Никиты Михалкова, рассказывается про «Yмнoе гoлoсoвaние», показываются всякие скриншотики, говорится о том, как это работает. Потом там произносится какая-то ритуальная фраза типа: «Откуда же оно взялось? Хорошо ли это, правильно ли?» Но информация уже дадена, слово уже сказано.
Так бывает: в борьбе с тем или иным предполагаемым Геростратом очень сильно повышается его узнаваемость. Вот по показателям вовлечённости пишут нам, что если бы «Yмнoе гoлocoвaние» как термин было партией, то оно вышло бы на второе место, соперничая с КПРФ по количеству упоминаний в сети.
Эти данные меня тоже удивили, поэтому я вам их и сообщаю. Это поразительно, потому что у «Yмнoгo гoлocoвaния» в этом избирательном цикле нет никакого оператора, нет структуры, нет никакой организации, которая могла бы распространять эту информацию, которая могла бы призывать к чему-то, которая могла эту рекомендацию хотя бы довести до избирателя. Не очень понятно, если и когда она будет вынесена, то как люди об этом узнают: блокируется всё, что можно. У Гугла требуют, чтобы он удалял это приложение, грозят Гугл с Эплом выгнать, YouTube заблокировать, электричество запретить, — всё ради того, чтобы никто об этом не узнал. Но при этом видите, какой высокий интерес. В общем, занятная электоральная ситуация.
Пока это всё происходит, у нас происходят и другие вещи, которые выбиваются из любой цикличности и относятся к сфере внезапности. У нас в результате трагической случайности сменилось руководство Министерством по чрезвычайным ситуациям.
Мы с вами не будем заниматься ни в коем случае никакой конспирологией, но скажем следующее. Министерство по чрезвычайных ситуациям — специфическое ведомство. Оно было создано в своё время Сергеем Шойгу ещё до того, как действующий президент стал действующим президентом, или премьер-министром, или даже главой ФСБ. С 1991 года создатель этого ведомства, собравший его из некоторых остатков советского наследства и из движения добровольцев-спасателей, его возглавлял.
Когда он ушёл на должность министра обороны, то долгое время — с 2012 по 2018 год — министерство возглавлял его заместитель, его соратник Владимир Пучков. Погибший Евгений Зиничев пришёл со стороны, возглавил это ведомство.
Максим Курников: Со стороны — для МЧС.
Екатерина Шульман: Да. Он был охранником, работал в ФСБ. После этого он пришёл возглавлять Министерство по чрезвычайным ситуациям. Он создал там некоторый аналог того, что в МВД называется Управлением собственной безопасности. Занимался там некоторыми кадровыми чистками.
Максим Курников: Надо сказать, что там было что чистить после господина Шойгу.
Екатерина Шульман: Это крайне ресурсное ведомство, — богатое, большое, с собственной армией небольшой (но и не маленькой). То есть, смотрите: до того, как Зиничев стал министром, у нас была ситуация, в которой министр обороны возглавляет Министерство обороны, его заместитель и многолетний соратник возглавляет Министерство по чрезвычайным ситуациям, его политический крестник — сын его зама — возглавляет Московскую область.
Вот такая аккумуляция политических ресурсов в руках, очевидным образом, одной группы. Если захотеть устроить какой-нибудь маленький переворот, то просто лучшей констелляции не найти. Из этого не следует, что у кого-то был, не дай бог, такой замысел. Но для того, чтобы вызывать подозрение, не надо иметь замысел.
С приходом Зиничева эти ситуация изменилась, хотя Московская область и МЧС остались, при том, при ком они остались. Что теперь у нас произошло? Теперь у нас исполняющий обязанности министра — это Александр Чуприян. Это человек изнутри самой структуры МЧС, работавший в пожарной охране с конца 80-х. То есть, по крайней мере пока, ситуация выглядит так, что министерство вернулось к той группе, к которой он первоначально принадлежит.
«После — не значит по причине». Известный римский принцип Cui prodest? или к Cui bono (кому выгодно? или кому на пользу?), принцип довольно лукавый. Не всегда бенефициар какого-то события — это тот, кто это событие и организовал. Совершенно это не так. Более того, если речь идёт о противоправных действиях, — довольно часто логика преступника иррациональна с нашей точки зрения. А часто бывают действия, которые никто не организовывал, которые сами по себе произошли.
Тем не менее, такая у нас была одна ситуация кадровая — стала у нас ситуация другая. Она тоже ещё может измениться.
Президент наш тем временем сказал, что он уходит на самоизоляцию, потому что кто-то из его окружения оказался больным.
Максим Курников: Причём не кто-то один, а сразу несколько человек. Я просто буквально это слышал сегодня собственными ушами.
Екатерина Шульман: Вы как человек, регулярно общающийся с Дмитрием Сергеевичем Песковым, вы просто полны этой информацией.
Что касается самоизоляции, это впервые произнесено в таких открытых терминах. В 2020 году президент работал онлайн практически удалённо, появляясь очень редко. Это не называлось самоизоляцией. Много было разговоров про бункер, про какой-то специальный коридор, через который все должны проходить, их опрыскивают специальной жидкостью, о двухнедельном каком-то вымачивании в рассоле всех тех, кто претендует на очную встречу с президентом. Но слова «самоизоляция» не произносилась. Когда случается у нас что-то непредсказуемое и незапланированное, президент довольно часто отлучается на некоторое время. Наиболее известный публике пример — это его не то чтобы исчезновение, а уход в тень после убийства Немцова. Были и другие случаи.
Эта тактика не так иррациональна, как может показаться. Автократы такие вещи делают. Можно в это время посмотреть, как твои соратники, любящие тебя, себя ведут. А если ещё произвести впечатление человека растерянного, дезориентированного, может даже не очень здорового, то это полезно бывает с точки зрения проявления лучших человеческих качеств всех тех, кто тебя окружает. Так что не сказать, чтобы это было очень неожиданно. Посмотрим, чем это всё закончится, и какие возможные кадровые или иные организационные решения мы увидим через пару недель.
Кстати, возвращаясь к самому началу наших рассуждений, довольно традиционным является возможное изменения руководства политического блоке администрации по итогам выборов. За хорошую работу надо же кого-то вознаградить. Такое тоже бывает.
Для того, чтобы упомянутые нами средние и высшие госслужащие чувствовали себя комфортнее, у нас на прошедших неделях в их пользу были произведены законодательные изменения. Если вы помните, в конце своей последней сессии, уже весной 2021 года, Государственная дума распространила запрет на наличие второго гражданства на крайне широкие ряды муниципальных и государственных служащих.
Максим Курников: Более того, у нас и Конституция новая это провозглашала.
Екатерина Шульман: Совершенно верно. Это случилось в развитие новых конституционных положений, которые говорят о том, что целый ряд служащих не имеют права иметь второе гражданство или вид на жительство в каком-либо иностранном государстве. Напомню, что называть это двойным гражданством не совсем справедливо. Договор о двойном гражданстве у России только с одной страной — с Таджикистаном. Всё остальное не является двойным гражданством, а является просто вторым.
Руководство страны не имеет на это права, омбудсмены не имеют на это право, военнослужащие, служащие всяких силовых структур — таможни, Следственного комитета, органов внутренних дел и так далее. Так вот с 1 июля вступил в действие запрет на наличие этого второго гражданства для всех государственных и муниципальных служащих. Запрет этот проработал меньше 2 месяцев. Уже 25 августа президент своим указом допустил возможность всё-таки это двойное гражданство иметь, если от него никак нельзя избавиться. Это очень напоминает нам закон о невольной коррупции, который, правда сказать, в Думе застрял. Но, я думаю, что новый состав парламента его всё-таки примет.
Если коррупция произошла как-то не по воле коррупционера — ветром её надуло, — то он и не виноват. Если гражданство второе настолько прилипло, что от него нельзя избавиться — ну, значит, можно его иметь. Объясняется это тем, что злая Украина не пишет ответных писем, когда их просят это гражданство аннулировать. На самом деле решение будет принимать некая закрытая комиссия, и мы никогда не узнаем, на каком основании она разрешила гражданство какой страны сохранить тому или иному служащему. Себе, родимым, всегда хочется что-нибудь полиберальнее в законе записать.
Максим Курников: В это время мы уже должны переходить к изучению «Азбуки», но нет, у нас есть ещё одно важное событие.
Екатерина Шульман: Ещё одно небольшое сообщение. Смотрите, зарубежную недвижимость и гражданство разрешили государственным служащим, но…
Максим Курников: Но иностранный агент всё равно ты.
Екатерина Шульман: Но иностранный агент всё равно вы, как приятно выражаться в интернетах. Поэтому мы должны сказать следующее. В прошлом нашем выпуске мы говорили о вероятности (или невероятности) внесения изменений в законодательство об иностранных агентах. Говорили мы также о том, что любые поправки, даже самые скромные и маленькие? возможны только тогда, когда есть широкое общественное давление. Пример того, как это работает — это кампания против закона «О просвещении». Не будем сейчас входить в детали, чтобы не будить спящее лихо, но там хорошо получилось.
Поэтому сегодня, буквально час назад, на change.org вышла петиция против закона об иностранных агентах, за отмену этого закона. Она хороша тем, что она подписана в момент публикации более чем 150 НКО, среди которых много больших, весомых благотворительных организаций.
Максим Курников: Которые не признаются иностранными агентами.
Екатерина Шульман: Посмотрите этот список, он поражает воображение. Это значительная часть всей работающей, обучающей и лечащей России. Это не совсем только иностранные агенты подписали, типа, «мы не хотим быть иностранными агентами». Это такие фонды, как «Детские сердца», «Дом с маяком», «АдВита», многие другие. Это целый ряд СМИ. То есть там такой хороший список. И в частном порядке, как физическое лицо, тоже можно подписываться.
Почему важно наличие петиции с требование об отмене закона? Общий принцип политической практики состоит в следующем: умеренные требования удовлетворяются только в присутствии радикальных. Запишите это, дорогие слушатели, в свои молескины! Это банально, но это правда.
Максим Курников: Как вы помните, Чебурашка просил кирпича на два маленьких домика.
Екатерина Шульман: Проси вдвое больше — дадут сколько надо. Если нет радикального требования всё отменить, инициаторов повесить, то никакие ваши умеренные поправки, «конструктивные», как выражается ваш лучший друг Песков, никто не будет даже рассматривать, потому что — зачем?
Поэтому должна быть эта большая петиция. Она набирает голоса просто с невероятной скоростью. Поэтому бегите, пока не поздно, и подписывайтесь. Тут мы совершенно свободно, открыто призываем, используем эфир для этой цели.
Максим Курников: Не подписывайте эту петицию, если боитесь расстроить Марию Захарову. Вот уж кто, действительно, болезненно реагирует на выступления против этого закона…
Екатерина Шульман: Она найдёт как утешится. По-моему, это последнее, что должно вас беспокоить.
Если будет такая петиция подписана достаточно большим количеством народа, — я напомню, что наша «просветительская» петиция набрала 250 тысяч, это неплохо, — то на этом фоне можно (добрым словом и пистолетом добиться больше, чем одним добрым словом) уже вести разговоры о том, что нет, ну конечно, вы не отмените... Но давайте, может, мы её поправим, сделаем это законодательство чуть менее убийственным. Потому что, конечно, надо что-то с этим делать.
В тех условиях, когда избирателя боятся особенно разозлить (а судя по всему, боятся, и это хорошо), вот — кому денежки, а другим группам населения — другие радости.
Максим Курников: Екатерина Михайловна, пока не запретили просвещение, давайте всё-таки к нему.Рубрика «Азбука демократии»33:18 Ю — юмор
Максим Курников: Тем более, сегодня лёгкая тема.
Екатерина Шульман: Да господи, действительно. Те, кто видят нашу доску, могут даже частично догадаться, о чём мы будем говорить, тем более что у нас буква «Ю» находится на повестке дня. Мы сегодня несколько слов скажем о юморе, о юмористическом и комическом как о политическом факторе. Давайте начнём даже не с этимологии, а с цитаты Александра Сергеевича Пушкина, его неоконченного прозаического фрагмента «Гости съезжались на дачу». Там иностранец спрашивает русского, с которым он вместе оказался в гостях, почему в светском обществе в России он чувствует себя так неловко: «Перед чем же я робею?». — «Перед недоброжелательством, — отвечал русский. — Это черта нашего нрава. В народе выражается она насмешливостью, в высшем кругу, — невниманием и холодностью».
Вот насмешливость — черта нашего нрава — по мнению Пушкина отражает недоброжелательство. Что же отражают шутки в политическом пространстве? Каковы они вообще бывают?
Во-первых, давайте всё-таки про этимологию пару слов скажем. «Юмор» или, как в другой огласовке, «гумор» — это жидкость по-гречески. Это понятие восходит к античной теории о четырёх жидкостях, которые определяют нрав или темперамент человека. Кстати, и в английском, и во французском языке этот самый humour обозначает не только юмор, но и настроение. Эти 4 жидкости соответствуют четырём темпераментам: флегматик, сангвиник, меланхолик, холерик. Вот у кого какой жидкости больше — там, по-моему, кровь, лимфа, жёлтая и чёрная желчь, — соответственно, от желчи человек становится весь такой юмористический.
Юмор бывает явлен нам в виде сатиры, то есть прямой насмешки с целью это высмеять — вот то, что, продолжая цитировать Пушкина, он называл «ювеналов бич». (Ювенал — это римский знаменитый сатирик). Сатира — намеренное высмеивание с целью исправления нравов. Ирония — это сатирический приём, в котором подразумевается не то, что говорится. Ирония, она же сарказм. Пародия — тоже в политическом контексте вполне встречается, когда пародируется чья-то манера, внешность или привычные слова и выражения, часто с вполне невинной целью, не сатирической, а просто чтобы люди посмеялись.
Почему люди стремятся смеяться как над представителями власти, так и — довольно часто — даже над серьёзными, трагическими событиями? Специфический тип юмора, который в этом самом социально-политическом пространстве часто всплывает и вызывает сильные страсти, — это так называемый чёрный юмор.
Максим Курников: Оскорбление чувств.
Екатерина Шульман: По-английски это называется disaster jokes (шутки над несчастьями). По-немецки это называется «юмор висельника». Ещё это иногда называется сардоническим смехом. По-французски, по-моему, это называется «жёлтый смех», а по-голландски — «зелёный». Вот такой как бы нехороший юмор, который смеётся над тем, над чем вроде бы смеяться нельзя.
Почему люди имеют к этому такую склонность? Почему в нашей недавней политической традиции настолько принято людям на протестные акции выходить с какими-то смешными плакатами?
Максим Курников: Кстати, да, это традиция, которая довольно поздняя. Потому что когда смотришь фотографии митингов в 90-е…
Екатерина Шульман: Тогда этого ещё не было. Потом это появилось. Почему на любую новость появляются отклики в виде анекдота, шуток, мемов, смешных картинок, которые распространяются в интернете? Почему стндаперов преследуют как серьёзных оппозиционеров? Почему они так популярны? Почему советская власть, с одной стороны, разрешала сатиру как некий невинный смех над отдельными недостатками, как возможную канализацию какого-то недовольства, но одновременно эти сатирики становились, как мы бы сейчас сказали, лидерами мнений и моральными авторитетами? Вроде как им не положено быть такими моральными авторитетами. Ну, рассказывает человек смешное, — он в некотором роде приглашает над собой посмеяться, он сам себя ставит в уязвимое положение осмеиваемого. Но вот, он становится таким чуть ли не философом и политической фигурой, как Жванецкий или Райкин.
Максим Курников: Почему КВН, кстати говоря, стал в конце 80-х стал абсолютно политически явлением?
Екатерина Шульман: Совершенно верно. Какие тут есть объяснения у философов, социологов и психологов? С одной стороны, существует теория разрядки. Не политической разрядки, а психологическая теория разрядки, согласно которой смех и шутки — это сброс напряжения. Это способ нечто труднопереносимое, зловещее, страшное, то, что сильнее тебя, обсмеять и тем самым своё состояние тревоги как-то разрядить.
Я думаю, что советские начальники, которые разрешали этим сатирикам выходить на сцену и там смеяться, в том числе, над какими-то проявлениями советской власти, исходили ровно из этой теории. Неизвестно, знали они её или нет, но, кажется, именно ею они и руководствовались. «Пусть люди посмеются, пусть им легче станет». В этом смысле смех рассматривается как альтернатива агрессии. Такое объяснение тоже есть, что в этих шутках находит выход та энергия, которая могла бы найти себе выход, например, в политическом насилии.
Одновременно есть и другая теория. Она состоит в том, что тот, кто над чем-то смеётся, ставит себя выше этого. Смех — это способ поставить себя в превосходящее положение.
Максим Курников: В том числе и десакрализировать.
Екатерина Шульман: В том числе, десакрализировать. В том числе, эта чёрная комедия, чёрный юмор может быть проявлением нашей тёмной натуры, которая смеётся над чужим несчастьем. Гоббс, кстати, об этом писал, что это такое проявление превосходства в том смысле, что «ты-то умер, а я-то жив; вот, посмеюсь-ка я по этому поводу».
С другой стороны, когда этот смех обращается на вполне живых представителей власти, на что-то, что сильнее самого смеющегося, то он как бы возвышается над этим и одновременно предмет своей насмешки десакрализирует. Смех — это упражнение здорового ума. Это некая необязательная деятельность, которую может себе позволить сильный организм. Помните известную античную фразу: «Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав». Юпитер, ты сердишься — значит, ты слаб, а я смеюсь, потому что я сильнее. В наиболее полном виде можно эту мысль увидеть в известном рассказе Набокова «Истребление тиранов».
Это, естественно, не совсем так работает на практике, как там написано, но, тем не менее, своя психологическая правда в этом тоже есть. Поэтому в обществах не совсем свободных, до такой степени расцветают эти сатирические, юмористические жанры. А, кстати, мы не одни такие. В Китае, говорят, такая же история. Несмотря на интернет-цензуру. Вот эти самые новые виды юмора, они в Китае, оказывается, тоже расцветают, то есть люди в этом каким-нибудь образом нуждаются.
Кроме того, в виде смеха, в этом юмористическом высмеивании проявляет себя, в том числе, и формирующаяся социальная норма. Мы смеёмся над тем, что уже нам кажется уходящим, неправильным, устаревшим. А мы в этот момент, те, кто смеёмся — молодые, сильные, новые, — можем себе это позволить. Вот такое комплексное явление, этот самый политический юмор.
Максим Курников: Ну, отец наш сегодня не Идрак Мирзализаде, а совершенно другой персонаж.
Екатерина Шульман: Не смешной совсем.Рубрика «Отцы: великие теоретики и практики»41:15 Отцы: Томас Хэйр
Екатерина Шульман: «Отец» наш сегодня довольно серьёзный человек: викторианский мыслитель, юрист и, что тогда называлось «глубокий эконом», представитель тогда нарождавшейся и бурно развивавшейся политической экономии, как тогда это называли. Вы его фамилию могли услышать в ходе обсуждения избирательной кампании. Потому что он имеет непосредственное отношение к тому, как будут выглядеть наши избирательные результаты. Это Томас Хэйр, автор так называемой формулы, или метода Хэйра. Чаще её называют формула Хэйра — Нимейера. Если вы это трижды произнесёте на избирательном участке, фальсификатор вылетит в окно.
Максим Курников: Изыдет.
Екатерина Шульман: Изыдет от вас, да. Это та формула, по которой происходит трансформация голосов избирателей в мандаты той половины нашего парламента, которая избирается по партийным спискам. Формулу мы не будем писать на доске. Мы постараемся её объяснить. Но вам ва